Продолжение статьи Сьюзен Зонтаг «Магический фашизм»
начало здесь
Часть II
Сведения на обложке «Последних из нубийцев» находятся в полном соответствии с той концепцией самооправдания, которую Рифеншталь выстроила в 50-е годы и наиболее четко артикулировала в своем интервью журналу «Кайе дю синема» в сентябре 1965 года. Там она отрицала, что хоть какая-то часть ее творчества носила пропагандистский характер; она называла его «синема верите». «Ни один из эпизодов фильма не был инсценирован,- заявляла она по поводу «Триумфа воли» . -Там все правда. И никакого тенденциозного комментария в фильме тоже нет — по той простой причине, что там вообще нет комментария. Это сама история — чистая история».
Хотя голоса повествователя в «Триумфе воли» действительно нет, фильм открывается титрами, возвещающими о нюрнбергском съезде как кульминационно-искупительном пункте немецкой истории. Это наименее изобретательный из всех способов сделать фильм тенденциозным, которые в нем задействованы. Комментарий отсутствует, ибо он лишний, поскольку «Триумф воли» предстает как уже осуществившаяся радикальная трансформация реальности: история стала театром. Партийный съезд был заранее продуман и инсценирован как сценарий будущего фильма, который, в свою очередь, должен был подтверждать документальную подлинность исторического события. Кстати, когда отснятый материал с выступлениями партийных вождей оказался испорченным, Гитлер отдал распоряжение переснять эти эпизоды, и Штрейхер, Розенберг, Гесс и Франк, как заправские лицедеи спустя несколько недель после съезда вновь присягнули на верность фюреру — но уже в его отсутствие, как и в отсутствие публики, в студийном павильоне, выстроенном Шпеером. (Очень справедливо, что Шпеер, создавший гигантские декорации для съезда на улицах Нюрнберга, попал в список тех, кому выражалась благодарность за участие в создании фильма.) Документальность «Триумфа воли» — не только в том, что здесь запечатлена реальность, но главным образом в том, что фильм зафиксировал и тем самым обнажил повод, понуждающий эту самую реальность инсценировать.
Реабилитация фигур, попавших в черные списки, в либеральных обществах не происходит с той ошеломляющей стремительностью, с какой обновляется Советская энциклопедия, каждое очередное издание которой вводит доселе запретные имена и выводит за порог равное или превышающее по количеству число персонажей, обосновавшихся на ее страницах раньше. У нас — этот процесс происходит мягче и незаметней. Нельзя сказать, что нацистское прошлое Рифеншталь стало для нас приемлемым внезапно. Просто с поворотом колеса истории изменилось его значение. Вместо насильственного очищения истории от нежелательных эпизодов либеральное общество улаживает проблемы, выжидая, покуда острота сгладится сама собой.
Обеление репутации Лени Рифеншталь шло своим путем и набрало обороты в нынешнем году (то есть в 1974.- Прим. переводчика) , когда ее пригласили в качестве почетного гостя на синефильский фестиваль, имевший место летом в -Колорадо, когда в прессе появилась череда уважительных статей и интервью и, наконец, вышел в свет альбом «Последние из нубийцев». Вознесение Рифеншталь на пьедестал культурной жизни в определенной степени обязано и тому факту, что она женщина. Плакат нью-йорского фестиваля в 1 973 году, принадлежащий кисти хорошо известной художницы-феминистки, изображает блондинку с кукольным личиком, на правой груди которой начертаны три имени — Аньес, Лени, Ширли (то есть А.Барда, Л.Рифеншталь, Ш.Кларк) . Феминистки нипочем не согласились бы пожертвовать хотя бы единым женским именем за которым значатся первоклассные достижения в области кино. Но все же главная причина перемены отношения к Рифеншталь заключается в обновленном, расширившемся нашем понимании прекрасного.
Рифеншталь всегда была одержима идеей красоты. В интервью «Кайе дю синема» в ответ на вопрос журналиста она сказала: « Меня неудержимо влечет к себе все прекрасное. Да: красота, гармония. И, возможно, это стремление к стройности, эта страсть к упорядоченности очень немецкие свойства. Это идет откуда-то из подсознания … Чистый реализм, бытовщина, повседневность меня не интересуют … Меня влечет лишь прекрасное, сильное, здоровое — живое. Я жажду гармонии. Когда мне удается ее создать, я счастлива».
Вот почему «Последние из нубийцев» оказались последней и необходимой ступенью реабилитации Рифеншталь. Этой книгой прошлое как бы окончательно переписано заново, и поклонники Рифеншталь получают подтверждение собственного убеждения в том, что она всегда была только искательницей красоты, но отнюдь не пропагандисткой с дурной славой. Альбом содержит изображения безукоризненно прекрасного благородного племени, а суперобложка демонстрирует снимки «совершенной немецкой женщины» — как Гитлер называл Рифеншталь.
Безусловно, не будь альбом подписан ее именем, никому и в голову не пришло бы, что его автор — один из интереснейших, талантливейших и влиятельнейших художников эпохи нацизма. Но если вглядеться в эти фотографии пристальней и сопоставить их с пространным комментарием, исходящим от самой Рифеншталь, станет ясно, что эта вещь непосредственно связана с ее деятельностью в тот отдаленный период. Ее индивидуальность сказалась уже в самом факте выбора именно этого, а не иного племени, народа, который она описывает как необычайно артистичный (у каждого есть музыкальный инструмент) , красивый (нубийцы, отмечает она, «обладают атлетическим сложением, какого не встретишь нигде в Африке» ), наделенный «склонностью к духовному и религиозному больше, нежели к земному и материальному», из всех видов деятельности предпочитающий церемониально-ритуальную. Здесь Рифеншталь находит идеал примитивного общества и создает портрет народа, пребывающего в чистой гармонии со средой, не затронутой «цивилизацией»
Все четыре фильма Рифеншталь, выпущенные при нацистах, славят возрождение тела и общности, достигаемой через культ непоколебимо стойкого лидера. Эта идея непосредственно следует из фильмов Фанка, в которых она блистала, и из ее собственного «Голубого света». Альпийские истории — это повествование о стремлении к возвышенному, о зове простого и первобытного, о головокружении перед лицом власти, символизируемой величавой красотой гор. Нацистские фильмы — это эпические повествования о достижении общности, когда повседневное преодолевается экстатической жертвенностью и аскетизмом; словом, это фильмы о триумфе силы. И «Последние из нубийцев» -элегическая песнь уходящей в небытие красоте и мистическим силам примитивного общества, которое Рифеншталь называет своим «приемным» народом, завершающая часть созданного ею триптиха, визуализировавшего фашизм.
В первой части этого триптиха, в «горных» фильмах, тепло одетые люди устремляются ввысь, чтобы самоутвердиться в чистоте снегов; жизненная сила отождествляется с испытанием физических сил. В средней части, в «Триумфе воли», чередуются общие планы огромных человеческих масс с крупными планами, символизирующими единую страсть, абсолютную готовность к самопожертвованию; «Олимпия», наиболее зрительно богатый ее фильм, сочетающий вертикаль «горных» фильмов с движением персонажей по горизонтали, характерным для «Триумфа», показывает, как легко одетые спортсмены взыскуют восторга победы под взглядом сверхзрителя — Гитлера. В третьей части — «Последние из нубийцев» — почти обнаженные аборигены, ожидающие последнего величайшего испытания, надвигающегося на их героическое племя, неминуемой гибели, предаются радостным играм под лучами испепеляющего солнца.
Это эпоха Gotterdammerung (нем.) — сумерки богов. Главные события жизни нубийцев — единоборства и похороны. В истолковании Рифеншталь нубийцы — племя эстетов. Подобно так называемым «глиняным людям» Новой Гвинеи, нубийцы по значительным случаям покрывают себя сероватым пеплом, что безошибочно прочитывается как знак смерти. Рифеншталь с удовольствием отмечает, что попала в их края вовремя, пока славные нубийцы не успели развратиться деньгами, должностями и одеждой (а также, наверное, гражданской войной, раздирающей эту часть Судана, о которой она не упоминает, ибо ее заботит не история, а миф ) .
Хотя нубийцы принадлежат черной неарийской расе, Рифеншталь изображает их в русле традиций нацистской идеологии, используя контраст чистого и нечистого, целомудренного и развращенного, физического и духовного, довольства и уныния. Как известно, основным обвинением против евреев в нацистской Германии было то, что они урбанистичны, интеллектуализированы, являются носителями деструктивного «критического духа». Когда в ноябре 1936 года Геббельс официально запретил художественную критику, он объяснил это «типично еврейским характером» последней, а именно предпочтением индивидуального — коллективному, интеллекта — чувству. В наши дни фашизм отводит роль развратителя уже не еврейству, а самой цивилизации.
Продолжение следует…
Эту и другие статьи можно также читать на канале NIGIL.RU на Яндекс.Дзен
